Владимир Казаков - Без права на ошибку
«Вот тебе белка… а вот и свисток!» – думал он сейчас, размазывая грязь по потному лицу и поливая макушку водой из бутылки.
Гобовда переворошил горы бумаг и почувствовал, что тонет в них, уже не воспринимает текста, теряет самообладание. Он поймал себя на том, что, не забыв еще одних фамилий, читает другие и в голове рубится винегрет из начальных слогов, складываясь в бессмысленные сочетания: ШуМиКаРаТуБо!
Наконец следователь сдался и попросил у командира части помощников. Тот с большим трудом выделил трех солдат. Лейтенанта Кторова А. К. в списках личного состава в/ч 22539 не нашли. Никогда не прибывал человек с такой фамилией в часть!
Этот финал не обескуражил Гобовду – он ждал его. Еще когда трясся в грузовике по пустыне, думал о такой возможности и намечал два варианта.
Первый. В архиве есть след Кторова. Тогда двигай, лейтенант, дальше по следу.
Второй: если это действительно зверь (а в этом Гобовда еще сомневался), он попробует запутать след, и тогда пригодится все, что есть в следственной папке.
Пришлось развязать папку. Пришлось снова с первого листочка перевернуть архив. Забыв про фамилию, помня только имя-отчество, Гобовда отобрал восемь личных дел, в каждом из которых значилось: «Имя, отчество – Федор Корнеевич», Восемь личных дел сверил с одним – тем, что покоилось в папке еще с училища. У одного Федора Корнеевича данные были капля в каплю, как у Слюняева-Кторова. Сходились место, месяц, год рождения и другие отправные данные, вплоть до оценок в экзаменационном листе. И «папаня» у него был старый партизан К. Ф. Слюняев, и не Кторов он был…
Впрочем, не все сходилось. В копии личного дела указывалось, что он женат, назывались имя и адрес жены, учительницы небольшого кишлака, но больше всего лейтенанта поразила приписка, сделанная чьим-то бисерным почерком: «По сообщению жены, получившей похоронную, погиб в боях на р. Халхин-Гол в 1939 году».
Жена погибшего летчика жила в кишлаке Тахтыш-Чок. Нужно ехать туда.
В этот день с юга в пустыню ворвался свирепый ветер бискунак12. На дороги и тропы он двинул барханы, поднял в воздух пласты бурого колючего песка.
Вся пустыня до горизонта была завернута в серое пыльное облако. Плотный ветер ощущался как живая масса. В небо гигантскими черными воронками уходили смерчи. Блеклый утренний свет еле пробивался сквозь мглу. Казалось, все живое попряталось, притаилось и пережидало бурю! Но нет! Сквозь ураган двигались люди. Гобовда и шофер ложились грудью на ветер и шли. Ни раскаленный песок, бьющий по забинтованным лицам, ни сыпучий грунт, засасывающий ноги, ни жар пустыни, обжигающий легкие, не останавливали их. Взбираясь на барханы, они падали на четвереньки и ползли, помогая друг другу. Иногда присаживались за каким-нибудь из песчаных бугров, сверяли по компасу направление и снова брели вперед. Останавливались, осматривались. Но пустыня была закрыта мутной, непроницаемой завесой, бархатные цепи казались волнами бушующего моря. Желтыми волнами. В них, как и в голубых, гибнут, только не тонут, а умирают от жажды.
Время подходило к полудню. Горячий воздух перехватывал дыхание. Даже гранит не выдерживает дневного жара пустыни – трескается, а люди шли, волоча ноги по сыпучему песку. Остановки стали чаще, отдых продолжительней. Гобовда начал отставать. Пройдя еще немного, он сел на песок. Черный вихрь угрожающе пронесся над его головой. К нему вернулся спутник и, оттягивая бинт, закрывающий рот, закричал:
– Товарищ лейтенант, где-то здесь, совсем немного осталось. Не найдем, тогда…
– Что тогда?
– Взгреет меня командир части за оставленную машину! – он махнул рукой и, выплевывая песок, помог подняться. – Не отставайте.
Поддерживая друг друга, они взобрались на холм и свалились в мягкую горячую пыль. Шофер сел, повернулся спиной к ветру, посмотрел в сторону, где, как ему показалось, виднелись какие-то силуэты. Внезапно он вскочил, протер глаза: прямо перед ним маячил кусок глинобитной стены и пригнувшийся к земле куст саксаула.
– Товарищ лейтенант, перед нами кишлак Тахтыш-Чок!
– Спасибо, друг, ты не шофер, ты волшебник. Ты настоящий солдат! – Белые потрескавшиеся губы Гобовды попытались сложиться в улыбку: – Благодарю за службу.
Глава 12. Диверсия
Старенькая полуторка неслась по наезженной дороге, поскрипывая на перекатах. Василий Тугов трясся в кабине, проклиная дорогу. Над автомашиной проревело звено штурмовиков. Тугов проводил их взглядом и вздохнул. В небе множился гул авиамоторов. Потрескивали пулеметы. Смещаясь на восток, шел бой. Маленькие крестики в небе описывали круги, взмывали, падали вниз, объятые пламенем и дымом. Тугов начал отличать самолеты. Вот пара «Яковлевых» рассекла звено «мессершмиттов». Ведущий на большой скорости, как рыбка, нырнул под живот чернокрылого, и сразу послышалась пулеметная дробь. Промаха быть не могло – стрельба велась с очень короткой дистанции. Из пробитого радиатора «мессершмитта» распылялась белая водяная полоса. Потом появилась струйка дыма, и он вздрогнул, завис, факелом пошел вниз.
«Аэрокобры» отбивались от «фокке-вульфо. в». Головной «фокке» дал сильную дымовую завесу. Тугов определил: из крыльевых пушек, из синхронных, трасса незаметна. Наш ведущий энергично ушел из-под обстрела, ведомый… ведомый опоздал. Что это! Тугов схватил за плечо шофера.
– Стоп! Остановитесь! Стой, говорю!
От резкого торможения занесло кузов. Тугов выпрыгнул на ходу, еле удержавшись на ногах. Сбитый летчик падал; не раскрывая парашюта, затяжным прыжком уходил из зоны боя. Над ним появился белый язык. Купол наполнился воздухом и сразу обмяк, как проткнутый мяч. В стороны полетели обрывки шелка. Они белыми пятнами держались в небе, а летчик, кувыркаясь, приближался к земле, стремительно, неудержимо. Верхушка холма скрыла его.
Тугов побежал. Там, за бугорком… Резкая боль в легких подогнула колени, и он перестал махать руками, прижал их к груди. Вот парашют… спутанные стропы… распластанный человек. Тугов приподнял летчику голову, ладонью стер с лица красную землю, пошевелил мягкую, как резина, руку. Сзади тяжело дышал подбежавший шофер.
– Что, лейтенант?
Тугов показал на парашют. На разорванных кусках зияли дыры с желто-черными рваными краями. Шофер взял полотнище, и оно расползлось в его руках.
– Похоже, кислотой! – разминал он в пальцах и нюхал бурую массу.
– Подгоняй машину, – сказал Тугов и прикрыл погибшего остатками парашюта.
Теперь автомобиль осторожно огибал рытвины, плавно взбирался на бугры. Тугов смотрел на бездыханного летчика, лицо которого, почти без ссадин, покойно смотрело в небо открытыми глазами.
При подъезде к военному городку Тугов увидел стоящего посреди дороги человека. Узнал Евгения Шейнина. Шофер остановил машину. Шейнин взялся за борт:
– Звонил в госпиталь, узнал о твоем выезде и вот… встречаю.
– Спасибо, Женя.
– Скукотища без тебя. Пока ты валялся, я ведь на задания не ходил зачехлили намертво. Кладовщиков и каптеров обучаю, от комбата благодарность поступила.
– Я тоже теперь, наверное, подштанниками заведовать буду.
Шофер нетерпеливо засигналил.
– Залезай, Женя, посмотри…
Шейнин встал на подножку, прыгнул в кузов. Глядя на мертвого летчика, медленно разогнулся. Снял фуражку.
– Истребитель-латыш с «тройки». Помнишь, прикрывал нас в первом полете… Падал парень, а глаза не закрыл, так и глядит синими. – Шейнин оторвал полоску перегоревшей ткани от парашюта и задумчиво рассматривал ее, пока ехала машина.
– Остановимся у землянки СМЕРШа, Вася, топай прямо к капитану, расскажи. А я его отвезу… Койка твоя пустая, я придержал. Жду, не задерживайся, и Елену приглашаю… Эй, шеф, остановись!
У землянки Неводова Тугов сошел. С порога улыбнулся вскочившей из-за рации Елене и бросил на стол кусок истлевшего шелка.
– Еще один! – сказал капитан, будто через силу поднимаясь со стула. Здравствуй! Пойдем к парашютоукладчикам… Надо, Василий!
Переглянувшись с Еленой, Тугов пошел за капитаном. Потом вернулся, торопливо чмокнул девушку в щеку и шепнул:
– Приходи вечером к нам в комнату, Женька тоже приглашал. Ага?
Неводова он догнал бегом. Они вошли в большой утепленный сарай, где на длинном столе был растянут парашют из белого матового шелка. Молоденький ефрейтор-укладчик держал в руках сожженный кислотой венец купола. Увидев Неводова, ефрейтор вытянулся, приподнял худые плечи и на холодный кивок офицера ответил взахлеб:
– Здравь жела, товарищ капитан!
– Где начальник?
– Вызван в штаб, товарищ капитан!
– Оставьте нас одних, ефрейтор. Вернетесь через полчаса, – и Неводов пошел в дальний угол помещения, где в полутьме угадывались шкафы с гнездами для парашютов. – Ты мне не новость принес, Василий Иванович. Сегодня утром. подполковник Лавров вернул свой парашют, обнаружив на сумке темное пятно. При проверке нашли еще четыре испорченных, в том числе генеральский. Под клапаны ранцев введен аккумуляторный электролит. – Капитан открыл дверцу с просверленными отверстиями для вентиляции. В углублении шкафа лежала парашютная сумка. Шкафчики под номерами. Парашюты разложены одинаково. – Неводов прикрыл дверку. – Теперь просунь палец в центральное отверстие, и ты упрешься в ранец. Кто-то и упирался, но только шприцем. На всех сумках проколы именно в этом месте… Какая часть полотнища под клапаном?
